Две парадигмы понимания природы душевных болезней: монистически-материалистическая и экзистенциально-гуманистическая, тождественная христианской

Монистически-материалистическое понимание природы душевных болезней (XIX-XX в.в.)

В первую очередь, необходимо обратить свой взор в сторону немецкой философской школы того времени. Тогда в экономически и политически отсталой Германии господствовали феодальные порядки. Если французские философы-материалисты выступали как убежденные атеисты, то в системах немецких философов-идеалистов конца XVIII – начала XIX века (Иммануил Кант, Иоганн Готлиб Фихте, Фридрих Шеллинг, Георг Гегель) религиозное мировоззрение находило поддержку. Это нашло отражение и в немецкой психиатрии первой половины XIX века, в которой господствовали религиозно-морализующие взгляды на психические болезни. Развитие психиатрии в Германии было связано с господствованием здесь в I-й половине XIX века идеалистических взглядов на сущность психических процессов. Философы-идеалисты того времени (И. Кант, Г. Гегель, Ф. Шеллинг), признавая первичность духа, способствовали тем самым становлению дуализма в психиатрии, что привело к образованию двух идеологических школ: «психиков» и «соматиков».

Представители распространенной тогда в Германии «школы психиков» полагали, что при душевных болезнях заболевает сама душа и источником этого является грех. Возражавшие им представители «школы соматиков» утверждали, что душа бессмертна и заболеть не может, заболевает лишь ее телесная оболочка; соматическое заболевание – основа и причина нарушений психики. Искренно убежденные в том, что душевнобольного необходимо исправлять, указывать ему путь истинный, заставлять не упорствовать в заблуждениях, они способствовали распространению целого ряда механических приспособлений, которые отчасти являются дальнейшим развитием психотерапевтических начинаний Иоганна Христиана Рейля (создателя термина «психиатрия»), отчасти оригинальными достижениями этого реакционного периода в германской психиатрии.

Психики имели трех главных представителей: самый оригинальным и авторитетным из них был Иоганн-Христиан Гейнрот (1773-1843), лейпцигский профессор, проводивший в психиатрии религиозно-моралистические тенденции и один из первых использовавших термин «психосоматика». К нему примыкал Карл Иделер (1795-1860), младший современник Гейнрота, переживший его на 17 лет. Он ставил акцент преимущественно на чистой морали. Иделер тщательно анализировал душевные переживания больных и вывел ряд тезисов об эмоциональной составляющей человеческого разума. Он был уверен, что неудовлетворенные страсти и желания могут послужить причиной серьезных психических расстройств. Иделер, являясь автором «Антропологии для врачей» (1826), рассматривал и психозы, как непомерно разросшиеся страсти. Такова была влиятельная и многочисленная школа германских врачей, представители которой не только занимали кафедры и стояли во главе клиник и больниц, но и выступали в качестве экспертов на судах, где стойко защищали свое убеждение об абсолютной свободе человеческой воли. Сами страсти Иделер рассматривал, как одну из форм психического беспокойства и утверждал, что докторам нужно больше внимания уделять наиболее опасным из этих страстей, дабы предотвратить или исцелить возможную психическую нестабильность пациента. Примерно тех же позиций придерживался и Фридрих-Эдуард Бенеке (1798-1854), не увлекавшийся ни религией, ни моралью, но зато отстаивавший самый крайний психологизм. Большое значение имеет педагогическая система Бенеке, научно разработанная им на почве психологии.

Иоганн-Христиан Гейнрот считал, что источником психических заболеваний является патология «духа», «порочность души», безнравственность человека. Подобная точка зрения на природу психической деятельности не только требовала от больного признания в совершении им  грехов, но и способствовала применению особых «психотерапевтических» методов лечения, во время которых больные подвергались настоящим пыткам. Их неожиданно обливали холодной водой, помещали во вращающееся колесо, сбрасывали в воду и т. д.

Представители школы «соматиков», идеологом которых был Карл Якоби (1775-1858), утверждали, что психическая болезнь является результатом соматической патологии, что «душа» сама по себе бессмертна и несовместима с понятием материальных основ психической деятельности. Для лечения больных они рекомендовали назначать голодную диету, рвотные и слабительные средства, кровопускания, т. е. для подавления симптомов психических расстройств (психомоторное возбуждение, агрессивность, страх) использовали фактически те же репрессивные методы.

В конце XIX в. и начале XX в. предметом особого изучения психиатров в странах немецкого языка стали психозы, особенно те, при которых была установлена или предполагалась органическая основа, например, прогрессивный паралич как следствие сифилиса или психозы на основе алкоголизма. Этому способствовали успехи в изучении строения мозга и локализации функций в головном мозгу. То есть стала развиваться материалистическая парадигма понимания психиатрических заболеваний.

Немецкий психиатр Вильгельм Гризингер как яркий представитель данной школы объяснял психические заболевания исключительно с материалистических позиций, утверждая возможность рефлекторной природы психической деятельности и считая психические нарушения исключительно результатом болезни мозга. Он настаивал на освобождении больных от всяческих мер стеснения и оказания им медицинской помощи.

С начала XX века исследования неврозов составили одну из основных задач психиатрии в странах немецкого языка, несмотря на то, что определялись неврозы весьма различно. В современной Германии, например, неврозы чаще всего рассматриваются как следствие нарушения отношений «личность – окружающая среда», приводящее к проявлению психической и или физической симптоматики. Они могут представлять собой так называемые психоневрозы или проявляться жалобами на нарушения функции какого-либо органа («системные неврозы» советских авторов).

В последние десятилетия на передний план выдвинулось понятие психосоматических заболеваний, но подобно понятию неврозов оно использовалось уже в прошлом веке. После того как ранее говорили о ряде типичных психосоматических заболеваний, возникающих подобно неврозам, теперь в странах немецкого языка полагают, что у этих пациентов едва ли обнаруживаются исключительно одни органические или одни психосоциальные причинные связи. Таким образом, к этой области причисляют как органические, так и психические синдромы, в рамках которых этнопатогенетически действуют как органические, так и психосоциальные факторы.

Особое положение в немецкой психиатрии занял Зигмунд Фрейд (S. Freud), который в первых десятилетиях XX в. в Вене разработал понятие психоанализа. Правильным в нем был тот вывод, что, кроме психозов и так называемых психопатий, в душевной сфере человека имеются изменения, которые нельзя было охватить существовавшей до того системой понятий. Неясным остается то, в какой мере те психические нарушения, которые позже были классифицированы как «неврозы» и которым психиатрия в последние десятилетия уделяет много внимания, ранее из-за того, что развитие науки шло в ином направлении, оставались вне внимания. В общественных условиях перехода к XX в. доминировала двойная мораль господствовавшего класса, особенно в сексуальной области, что привело Фрейда, сделавшего правильный вывод о психогенном происхождении неврозов, к ошибочному положению, что они всегда возникают на сексуальной почве. Фрейд разработал методику психоанализа в 1896 году, однако некоторое время научно-медицинское окружение скептически относилось к ней. Не признавали методику Фрейда и психологи-идеалисты, так как его система взглядов расходилась с традиционными представлениями о психике. Тем не менее спустя несколько лет Фрейду удалось привлечь на свою сторону ряд молодых ученых и основать в 1903 году Венское психоаналитическое общество. Вместе с тем, в частности Альфред Адлер, Карл Густав Юнг, подвергли критике его учение. Известно, что психоаналитическую концепцию Зигмунда Фрейда встретила уничтожающая критика Артура Кронфельда (1912) и Карла Ясперса (1913) и решительное и повсеместное неприятие европейских психиатров. Редкими исключениями были Ойген Блейлер и Владимир Петрович Сербский – ученик и последователь выдающегося русского психиатра С.С. Корсакова, после смерти которого занял место заведующего кафедрой психиатрии Московского университета.

Французский психиатр Бенедикт Морель (1809-1872) полагал, что основной причиной психических расстройств является наследственная отягощенность, что патологические признаки болезней накапливаются из поколения в поколение, а такие болезни, как туберкулез, сифилис, алкоголизм, служат провоцирующими факторами и способствуют утяжелению психического заболевания.

Идеи Мореля были развиты во Франции Валентином Маньяном (1835-1916), в Германии Рихардом Крафт-Эбингом (1840-1902), в Италии Чезаре Ломброзо (1836-1909), в России психиатром Владимиром Федоровичем Чижом (1855-1922). Эти ученые, недооценивая социальные причины общей и психической заболеваемости, создали теорию вырождения, дегенерации, психически неполноценность людей. Согласно данной теории, все психические расстройства носят наследственный характер и обусловливают неспособность психически больных индивидуумов к выживанию. Такая точка зрения содействовала развитию концепций о расовых различиях человечества и других реакционных учений.

Следующий важнейший этап прогресса психиатрии связан с исследованиями английского психиатра Генри Модсли (1835-1918). Он реализовал в психиатрии теорию эволюции, принцип единства организма и среды, приспособления, развития. Модсли также положил начало создания детской и судебной психиатрии.

Большое влияние на развитие психиатрии в то время оказали Теодор Мейнерт (1833-1892) и Карл Вернике (1846-1905). Вернике внес существенный вклад в развитие анатомо-физиологического направления в психиатрии. Он изучал клинику и патологическую анатомию энцефалопатии, афазических расстройств, ввел в науку клинические понятия «сверхценные идеи», «гиперметаморфоз» и др.

Австрийский ученый Мейнерт считал, что психика человека связана с деятельностью переднего мозга, что между корой больших полушарий и подкорковыми образованиями существует взаимосвязь. Причем, придавая ведущую роль коре больших полушарий, он отводил подкорковым образованииям функцию первоначальной обработки психических процессов. Многие расстройства психической деятельности, по его мнению, являются результатом нарушений обменных процессов мозговых центров. «Предшествующие исследователи, — писал Мейнерт, — начинали с конца, т.е. с симптомов болезни, запутывались в середине и не умели отыскать исходный отрезок нити всего клубка» (цит. по В. Ф. Матвееву, 1975).

В отличие от Мейнерта и Вернике, придававших значение в первую очередь анатомо-физиологической основе психических расстройств, виднейший немецкий психиатр Эмиль Крепелин (1856-1926) главное внимание уделял клиническому изучению психических заболеваний. Он предложил свою классификацию психических болезней, выделив в самостоятельные нозологические формы шизофрению (раннее слабоумие), маниакально-депрессивный психоз и др. Нозологический подход к пониманию психических расстройств способствовал сближению психиатрии с общесоматической медициной, что давало возможность внедрять в практику психиатрии различные методы ухода и лечения, применяемые для больных соматических стационаров.

* * *   * * *   * * *

В начале XX века широкое распространение на Западе, в США, получила концепция психоанализа упомянутого выше Зигмунда Фрейда, так называемый «фрейдизм». Эта необыкновенная экспансия в общественное сознание состоялась в особой степени благодаря художественному творчеству, особенно в США, писателей, драматургов, художников, кинорежиссеров, от самого высокого до низкопробного. Пик этого увлечения пришелся на 1910-1920 гг. В 1930-1940 гг. он резко снизился, исчерпав себя. Но в литературоведении психоанализ как концепция нашел себя во всех отношениях в наибольшей мере.

Еще в начале XX века фрейдизм оценивался крупнейшими психиатрами как далекое от науки сектантское течение. Распространение фрейдизма меньше всего объясняется его познавательной ценностью, которой он лишен. Объяснение нужно искать в идеологической направленности фрейдизма; она выгодна господствующим классам, ибо как на источник тяжелых условий жизни масс человечества указывает не на уродливость капиталистического общества, а глубинно-психологическую природу человека, на его бессознательные влечения и инстинкты. Своих сторонников фрейдизм находит главным образом среди лиц, имеющих поверхностные представления о клинической психиатрии. Остатки восприятия психоанализа как научного метода в гуманитарной сфере сохранились в западных популярных словарях, где он относится к объективным психологическим методам, тогда как феноменологический метод – к субъективным. Такова массовая культура. Завлечение острой темы, талантливое и популярное изложение обеспечили психоанализу успех в масс-культуре на уровне бестселлеров. Фрейд создал псевдореальность, уверовав в которую, люди не осознают свои проблемы, а забывают про них, создавая проблемы, которых у них не было. Однако фрейдизм оказал определенное влияние на развитие последующих научных течений.

Альфред Адлер (1922), к примеру, выдвинул новую систему взглядов, назвав ее индивидуальной психологией, где фрейдовскую трактовку пансексуализма заменил идеей бессознательного стремления человека к власти. Согласно этой идеи, в каждом человеке существует врожденное чувство неполноценности, из-за которого он постоянно стремится к превосходству над другими, к подавлению другого человека. Таким образом, Адлер отрицал доминирующую в психике роль сексуальности и механизмов подсознательной деятельности, однако его концепция о жажде власти, врожденных комплексах влечения к агрессии и могуществу, по существу, не отличаются от фрейдовских, поскольку также основываются на инстинктах жизни, смерти и разрушения. У Адлера биологизация бессознательного, субъективная трактовка психических процессов та же, что и в «классическом» фрейдизме.

Карл Густав Юнг (1924) назвал свое учение аналитической психологией. Он не признавал такие понятия фрейдовского психоанализа, как «Эдипов комплекс», «вытеснение», «сублимация», считая, что взятые за их основу явления не имеют места в реальной жизни. Юнг бессознательные акты в деятельности человека объяснял наличием в организме особой энергии, способной переходить из одного вида в другой. Следовательно, Юнг использовал физические законы природы для объяснения общественных явлений и создал учение о коллективном бессознательном. Он утверждал, что коллективное бессознательное в человечестве является носителем его расовых черт и способно передаваться из поколения в поколение.

В последние годы в зарубежной психиатрии широко распространилась еще одна разновидность неофрейдизма – фрейдомарксизм. Основателем этого направления следует считать Эриха Фромма (1900-1980). Признавая Карла Маркса «энциклопедическим и глубоким мыслителем», он однако, полагал, что марксизм нужно дополнить фрейдизмом. Фромм одним из первых сделал попытку поставить имя Маркса рядом с именем Фрейда. Относя себя к марксистам и критикуя капиталистическое общество, Фромм в то же время подверг марксизм ревизии, утверждая, что совершенное общество невозможно построить с людьми, которые не прошли путь духовного перерождения и не излечились от невротических желаний.

Сторонниками фрейдомарксизма являются Герберт Маркузе, Оскар Негт, Александр Шмидт и др. Они, называя себя марксистами, много говорят о классах и классовой борьбе, признают социальные заслуги рабочего класса, но в сущности остаются на фрейдистских позициях, поскольку, в частности, для построения совершенного общества предлагают устранить «невротизацию» людей с помощью психотерапии, направленной на осознание собственных желаний и стремлений. Это, по их мнению, достигается путем убеждения индивидуума в наличии у него способностей к труду, наслаждению.

Неприятие Фрейда в Европе сменилось неприятием Крепелина в США. Еще в 1966 г. история психиатрии Ф. Александера и Ш. Селесника уделила Фрейду 60 страниц, а Крепелину – 4 страницы. И это несмотря на то, что именно им впервые было четко сформулировано, что душевная болезнь представляет собой «закономерный биологический процесс, разделяющийся на несколько видов, имеющих каждый определённую этиологию, характерные физические и психические признаки, типичное течение, патолого-анатомическую основу и тесно связанный с самой сущностью процесса заранее предопределённый исход» (1896 г.). И именно с его именем связано формирование клинико-нозологического направления в психиатрии, которое основывалось на изучении закономерностей возникновения и дальнейшего течения психических заболеваний, то есть всего стереотипа развития болезни.

Возвращаясь к психоанализу, следует отметить, что в последние годы он в своей ортодоксальной форме в США фактически исчерпал себя, бум его начался в России.

* * *   * * *   * * *

Подытоживая концепцию фрейдизма и неофрейдизма, можно с определенностью сказать, что в современной психиатрии и психологии постоянно идет дискуссия, особенно вокруг извечно спорного вопроса о первичности материи и сознания, а также трактовок сознательной и бессознательной деятельности человека. Сознание, согласно диалектико-материалистическому пониманию, вторично и представляет собой высшую форму отражения объективной реальности. Оно возникает в процессе общественно-производственной жизни личности.


Христианское (экзистенциально-гуманистическое) понимание природы душевных болезней (XIX-XX в.в.)

Между тем, сегодня на первый план во врачевании психических недугов все чаще выходит иной подход – экзистенциально-гуманистический, который предельно близок к христианскому пониманию мироздания и процессов, происходящих в нем как на общественном уровне, так и на частном, в жизни каждого человека.

Монистически-материалистический подход, безусловно сыгравший значительную роль в истории развития психиатрии, во многом уже исчерпал себя. В современном развитом мире на первый план выходят не столько проблемы физического, сколько духовного голода людей. Человек оказывается перед тем фактом, что ему доступны для ознакомления одновременно практически все идеи, верования и теории, мучительно вырабатывавшиеся на протяжении всей истории человечества. Многие из них в той или иной форме ставят и пытаются сформулировать ответы на три взаимосвязанных вопроса, иногда именуемых «первыми», но не менее часто и  «последними»:

-    что есть мир, в котором мы живем, является ли он результатом самозарождения и саморазвития, или же создан (и тогда «кем» создан) для реализации внешне заданной цели (и какой);

-    что есть человек, зачем он в мире, является ли он «чужеродным присутствием», «наблюдателем» или хозяином, «венцом творения»;

-    что есть жизнь человека, для чего ее следует использовать (она ему дана), есть ли в мире и жизни что-то имеющее более чем сиюминутное значение.

Экзистенциальное и антропологическое течение – толкование психических заболеваний с позиций так называемой философии существования. Предметом психиатрии, по мнению последователей этого направления, является изучение особенностей извращения в психозе способа бытия человека в мире. В соответствии с этим экзистенциалисты изучают у больных не клинические проявления психического расстройства, а изменения «категорий человеческого бытия». К ним, например, относится «страх», в котором человеческое существование оказывается перед своим бытием; «забота» — озабоченность бытием в мире, «заброшенность» — ответственность за свое бытие в мире и т. д. Исследование психозов последователями этого направления сводится к толкованию (герменевтике) изменения такого рода категорий или, исходя из их понимания, феноменологии существования.

Развитие естественнонаучного представления в медицине, психиатрии привело к взгляду на человека как на объект. При этом понятие личности неизбежно обеднялось. Внутренняя жизнь личности в исследованиях и экспериментах не учитывалась. В погоне за научным «объективным» изучением заболевания, в том числе и психического, врач развивает и объективное, безличное отношение к самому человеку, становясь при этом черствым, не проявляющим более чуткого благоговейного отношения к человеческой жизни и смерти. Нарастающее недовольство таким положением дел в психиатрии, в отношении к психически больному человеку неизбежно требует пересмотра существующего взгляда на психику человека в норме и патологии и обращения к утерянным слоям человеческой жизни – душевному и духовному. Современной медицине, в частности психиатрии, необходимо целостное воззрение на человека во всей полноте его духовных и психофизических проявлений. Особенно это актуально для сегодняшней ситуации, сложившейся в медицине и психиатрии в нашей стране, в которой была последовательно реализована и воплощена в жизнь логика социалистического (атеистического) мировоззрения и естественнонаучного понимания болезни и лечения, далекого от того, которым оперируют сегодня как современные богословы, так и священники, занимающиеся духовным окормлением (душепопечением) людей с психическими расстройствами, включая такой трудный для многих раздел как алкоголизм и наркомания.

В рамках данной работы нет необходимости подробно останавливаться на организации советской медицинской системы, которой на сегодняшний день не существует. В недавнем прошлом, которое принято называть коммунистическим, взгляд на больного в свете диалектико-материалистического учения не включал в себя отношение к пациенту как к неповторимой личности, созданной по образу и подобию Божьему. В настоящее время многие ученые, в том числе психологи, пришли к осознанию кризисного положения в медицине, психиатрии и пытаются найти выход из сложившейся ситуации.

Каждый человек стремится знать, есть ли в реальной жизни нечто, являющееся истинной ценностью, то, ради чего действительно стоит жить, и, более того, ради чего можно своей жизнью рисковать и жертвовать. Этот вид знания о себе, понимаемый как тот устойчивый к внешним воздействиям ответ, который человек дает себе на «последние» вопросы сам, для своего личного, а не публичного использования, отождествляется автором с индивидуальным смыслом жизни. Таким образом понимаемый смысл жизни есть возможное прижизненное приобретение человека, результат деятельности по преобразованию самого себя и своей жизненной ситуации; опыта осмысления успехов и поражений в этой деятельности, переживания любви и ненависти, надежд и разочарований, успехов и провалов, боли и радости; принятия на себя ответственности за свою жизнь и жизнь своих близких. Осознаваемое человеком при жизни отсутствие твердой уверенности в заданности извне чего-либо, кроме ситуационных обстоятельств, всего лишь «декорирующих» драму поиска смысла жизни; понимание невозможности вычитать «свой» смысл в написанных Другими книгах, ставит человека перед центральной экзистенциальной проблемой самостоятельного выбора ценностей Бытия и их проверки на истинность ценой всей своей жизни.

Этот педагогический момент может быть объяснен и с точки зрения современной европейской психотерапевтической школы в соответствии с учением о «логотерапии», то есть буквально – терапии смыслом жизни, основоположником которого является австрийский ученый Виктор Франкл (Viktor Frankl, 1905-1997), чья позиция очень близка христианскому мировоззрению. Согласно прописанной в данном учении позиции, существуют 3 основных дороги, по которым можно придти к смыслу жизни.

Первая – творчество, полезная работа или совершение доброго поступка.

Вторая – переживание чего-нибудь или встреча с кем-то. Другими словами, смысл можно найти не только в творчестве, но и в любви.

Однако еще важнее третья дорога к смыслу жизни: даже беспомощная жертва безнадежной ситуации, столкнувшись с жестокой судьбой, которую нельзя изменить, может подняться над собой, вырасти за свои пределы и этим изменить себя. В свете того, что возможно найти смысл в страдании, смысл жизни существует при любых условиях, по крайней мере, потенциально. Рядом с этим безусловным смыслом жизни Виктор Франкл располагает безусловную ценность каждого человека. Именно эта безусловная ценность гарантирует неотъемлемость его человеческого достоинства. Так же, как и у жизни остается потенциальный смысл в любых условиях, даже в самых ужасных, так и ценность человека остается с ним при любых условиях, потому что оно основана на ценностях, созданных им прошлом, и не зависит от «полезности» или «бесполезности», которую он представляет в настоящем.

Учение Виктора Франкла ценно еще и потому, что большая его часть была почерпнута из жизни. Автор провел некоторое время в заключении в немецких концентрационных лагерях, где получил уникальную проверку и подтверждение своих взглядов на особенности личности человека, наблюдая каким образом людям, обреченным на смерть, удавалось сохранить свою личность психически устойчивой. Именно те, кто видел смысл своего существования в условиях лагеря на грани жизни и смерти в помощи другим, в поддержке ослабших товарищей, кто понимал всю ценность данной ему даже таким образом жизни, выживали. Только чудо (как совокупность закономерных случайностей) и стойкость духа спасли Виктора Франкла от неминуемой гибели и он смог впоследствии донести рожденную в этих нечеловеческих условиях идею до научного мира и оформить ее в виде строго обоснованной теории. Вряд ли удастся найти еще хотя бы одну философскую или психологическую концепцию личности, которая была бы в такой степени выстрадана и оплачена столь дорогой ценой. Согласно учению Франкла, отсутствие смысла порождает у человека состояние, которое он назвал экзистенциальным вакуумом. Именно он, согласно авторским наблюдениям, подкрепленным многочисленными клиническими исследованиями и многими годами практики, является причиной, порождающей в широких масштабах специфические «ноогенные» (порожденные разумом) неврозы, распространяющиеся с послевоенного периода по всем странам Западной и Восточной Европы и в еще больших масштабах в США. В настоящее время и в России мы видим поразительно похожую ситуацию, требующую оперативного реагирования.

Как справедливо отмечает в своей работе «Мысли о русском катарсисе» кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии личности Института психологии имени Л.С. Выготского Е.Б. Фанталова, без учета этнопсихологического момента (менталитета) адекватного метода в нашей отечественной психотерапии родиться не может. Здесь может быть уместно, обращаясь к П.А. Флоренскому, вспомнить о происхождении и толковании русского понятия «истина» как отражающего русский менталитет, с одной стороны, а также раскрывающего сходство «внутренних миров» у русских, с другой. Русское «истина», согласно П.А. Флоренскому, сближается с глаголом «есть» (истина = естина). Это понятие закрепляет в себе абсолютную реальность и подлинность происходящего. В контексте русского менталитета это представляется очень важным, так как на таком понимании истины основана русская культура, русская духовность. Акцент в русской истине делается на непосредственность переживания подлинности человеком русской культуры. И если возможность такого переживания, такой «сверки» утрачена, то вместе с этим утрачивается и возможность ощущения удовлетворенности жизнью, ощущения радости. В этом смысле отдача тайны о себе, правды о себе другому человеку, которому можно ее доверить, для русской культуры акт вполне закономерный, органически связанный с ее духовными корнями и историей. Это важно помнить и в психотерапевтическом плане, так как то же понятие истины имеет, согласно П.А. Флоренскому, свои оттенки в других культурах и этимологии греческого, латинского и еврейского «истина» далеко не идентичны между собой.

Сказанное выше в известной мере указывает на то обстоятельство, что для облегчения состояния русской души применения одних западных психотехник, будь то психодрама, гештальттерапия или нейро-лингвистическое программирование (НЛП), просто недостаточно. Они, вероятно, хороши многим (хотя все по-разному), но основных требований русской души, опирающейся на «русскую истину», они удовлетворить не могут. Не могут, поскольку в них (по понятным причинам) не учтена возможность «выхода наружу» русской глубинности, не терпящей каких бы то ни было психотехнических «рамок» и «управлений» и требующей, наоборот, свободы, спонтанности и резкого катартического выхода всех душевно-духовных противоречий.

Почти любая, по крайней мере из известных, психотехника предполагает один и тот же довольно хитрый и потому глубоко не русский «заход»: клиенту предлагается определенный психотехнический сценарий (особенно преуспел в этом психоанализ с его тяжелым, многоступенчатым психотехническим аппаратом, но, к сожалению, не только он). В этот момент клиент, не думая ни о каких последствиях, забывая все и вся, доверчиво принимает этот сценарий и следует ему, иногда с любопытством, иногда просто слепо веря в успех. Ну а затем, когда все кончается и сценарий иссякает, он вынужден опять «спуститься на грешную землю», вернуться в свой внутренний мир, который никуда не исчез. Правда, предприимчивые психотерапевты и здесь не забывают упомянуть о положительной динамике, о появлении новых, ярких эмоций, всколыхнувших клиента, о том, что это уже «другой клиент», «психотерапевтически подправленный», с иными установками и оценками, и т.д. Но по мере того, как «рассеивается туман» после окончания сеансов, наступает и постепенное «посттерапевтическое отрезвление». Возвращается все «на круги своя», а вместе с этим и тревожная мысль: «Я такой же как был до… Мало что изменилось»…»

Светские неверующие в существование Высшего Разума, Бога, философы, психологи видят выход в привитии обществу, медицине ценностей чисто гуманистического подхода. «Человек здесь поставлен на пьедестал, его «Я», «самость» — единственные и конечные ценности». С одной стороны гуманистический подход имеет свои положительные стороны. Он признает ценность человеческой личности, требует уважения к жизни пациента, подразумевает его принятие как человека со всеми его особенностями, даже такими как агрессивность. С другой стороны гуманизм основан на антихристианской концепции, которая выражается в поклонении человеку вместо Бога и несет в себе негативные последствия. Одно из них выражается в том, что у врачей, придерживающихся данного подхода наблюдается феномен «сгорания», то есть состояние обостренной реакции на все происходящее, с последующим истощением душевных и физических сил. Второе отрицательное последствие состоит в том, что при гуманистическом подходе изменяются отношения в диаде врач — больной. Власть от врача переходит к больному, который требует к себе особенного отношения. Это может приводить к диктату со стороны больного.

Другой путь выхода из критической ситуации, который может привести к оздоровлению атмосферы и развитию более терпимого отношения к психически больным людям в обществе – путь религиозно-нравственного понимания (в рамках христианства) всякой болезни, в том числе и психической. Возникновение этого подхода в нашей стране относится к началу 90-х годов и связано с именами известных психологов, психиатров, базирующихся на христианских предпосылках. Среди них: Б.С. Братусь, А.Ф. Бондаренко, О.Б. Ковалевская и др. Особо следует отметить имя Дмитрия Евгеньевича Мелехова, который в начале 50-х годов был директором Московского НИИ психиатрии. Он открыто исповедовал Православие. Всем известна его книга «Психиатрия и вопросы духовной жизни». В своей работе Д.Е. Мелехов исходил из святоотеческого трихотомического понимания человеческой личности, с разделением ее на 3 сферы: телесную, душевную и духовную. В соответствии с этим болезнь духовной сферы лечит священник, душевной – врач-психиатр, телесной – врач-терапевт, невролог, ортопед и так далее. Аналогично данному справедливому разделению полномочий специалистов, единой задачей которых является восстановление утраченного вследствие болезни здоровья, функционирует и Душепопечительский православный центр святого праведного Иоанна Кронштадтского, где благодаря совместным усилиям священников, психологов, психиатров, наркологов и врачей общего профиля наркозависимые лица, алкоголики, игроманы, лудоманы, оккультисты и все те, кто пристрастился к тому или иному роду деструктивного поведения, обретают исцеление и с Божьей помощью раз и навсегда возвращаются в мир полноценными людьми. Людьми, которые способны в будущем совершить еще немало добрых дел, восстановить утраченные семейные отношения, наладить быт, организовать свою жизнь на качественно ином уровне, чем тот, который в момент их обращения за помощью к специалистам Центра можно коротко обозначить как «полный крах и падение на дно жизни».

В основе предлагаемого вышеперечисленной группой ученых подхода, который называется христианским или эсхатологическим лежит взгляд на человека как целое, в единстве его соматического, психического и духовного слоев бытия. «Христианская ориентация, — как отмечает Б.С. Братусь – отнюдь не против исследования, измерения, числа, метода, а лишь против того, что может исказить душу», а именно против сведения человека только к физико-химическому, биологическому или психическому существованию. Только в рамках христианской концепции личность человека приобретает неповторимую вечную ценность. Данный подход может способствовать образованию «клиники, в центре внимания которой стоит живой человек во всей своей полноте и целостности». Критическая ситуация в психиатрии требует от врача «освободиться от примитивного механистического, материалистического мышления и признать духовные основы личности». Только такой взгляд поможет существенно преобразовать понимание причинности психических заболеваний и трансформировать отношение врача к психически больному.

Что выделяет экзистенциальную терапию среди других психотерапевтических школ? Прежде всего, это понимание человека как бытия-в-мире или как непрерывного процесса жизни, в которой неразрывно связана самость человека и его мир как контекст жизни. Таким образом, если хотим по настоящему понять человека, прежде всего должны исследовать его жизнь, проявляющуюся в его отношениях с миром. Выделяются 4 основные измерения человеческой экзистенции (бытия-в-мире): физическое, социальное, психологическое (личное) и духовное (надличное). В каждом из этих измерений человек «встречается» с миром и, переживая его, формирует свои базисные предпосылки (установки) жизни.

Психологическое здоровье и возможность психологических расстройств экзистенциальная терапия связывает, соответственно, с подлинным и неподлинным способом существования. Жить подлинной жизнью, согласно Дж. Бьюженталу, значит полностью осознавать настоящий момент жизни; выбрать, как прожить этот момент; и принять ответственность за свой выбор. В реальности это достаточно сложно, поэтому большую часть жизни люди живут неподлинной жизнью, т.е. склоняются к конформизму, отказываются от риска, связанного с выбором, ответственность за свою жизнь пытаются переложить на других. Поэтому практически все люди в течении жизни постоянно сталкиваются с разными трудностями, проблемами, иногда достигающими степень выраженных расстройств психики, в частности, алкоголизма и наркомании.

Описанное выше направление в России – явление, подготовленное самой историей этой страны, ее православными традициями, книгами ее лучших писателей (Л. Толстой, Ф. Достоевский, А. Чехов, В. Гаршин) и мыслителей, постоянно обращавшихся к вопросам смысла жизни и смерти, свободы и ответственности, феномена веры (А.А. Козлов, В.С. Соловьев, Л.М. Лопатин, Н.А. Бердяев, Л. Шестов, С. Франк, Е. Трубецкой, Р. Иванов-Разумник, М. Бахтин, а также С. Булгаков, П. Флоренский, В. Вышеславцев, И. Ильин и В. Розанов). Идеи Ф. Достоевского, Н.А. Бердяева и Л. Шестова и других российских мыслителей внесли большой вклад в развитие европейской, а затем и американской культуры и философии, и до сих пор оказывают влияние на ведущих представителей экзистенциально-гуманистических подходов обоих континентов.

Почву для современной российской экзистенциально-гуманистической психологии подготовил целый ряд выдающихся отечественных ученых. Среди них – С.Л. Рубинштейн, в книге которого «Человек и мир», поднимаются проблемы бытия человека, его жизненного мира, соотношения этики и онтологии, смысла жизни и других экзистенциальных вопросов, М. Мамардашвили, Л.С. Выготский с концепцией «вершинной психологии».

С.Л. Рубинштейн пишет: «Существовать (быть, в смысле existentia) – это страдать и действовать, воздействовать и подвергаться воздействиям, участвовать в бесконечном процессе взаимодействия как процессе самоопределения сущего, взаимного определения одного сущего другим». Мы говорим об экзистенциальных мотивах поведения человека тогда, когда за необъяснимым в первом приближении поступком скрывается поиск подлинной жизни и ее смысла, подлинных ценностей Бытия, обретение свободы выбора. Это позитивные экзистенциальные ценности. Ценности – это осознанные и принятые человеком личностные смыслы, которые не изменяются от самого факта их осознания (какими бы неприглядными и противоречащими  нормам и идеалам общества они ни оказались). С другой стороны, столкновение с «предельными данностями бытия»: смертью, случаем, болью, потерей смысла, изоляцией приводит к переживаниям и реакциям, которые так же именуются экзистенциальными. Экзистенциальные мотивы часто являются причиной поведения, выходящего за пределы обыденных представлений о норме и аномалии, фиксированных обычаями, нормами, законами данной культуры.

Само следование путем поиска смысла жизни сопровождается особым типом переживаний – «пиковыми переживаниями» (А. Маслоу), которые отмечают «водоразделы» между отдельными этапами пути. Первые этапы его хорошо описывает теория самоактуализации (А. Маслоу, К. Роджерс): здесь человек выбирает из ситуационно обусловленных проблем те, решение которых приводит к личностному росту и знакомится с пиковыми переживаниями в связи с обретением компетентности. Личностный смысл здесь еще процессуален, не выходит за рамки этапа жизни, подчинен решению адаптационных проблем, социализации. Пиковые переживания на этом этапе могут носить не только положительный, но и отрицательный характер (боль, изоляция, разочарование). Накопленный позитивный опыт позволяет человеку выйти на поиск своей главной вершины жизни, акме, как правило, связанной с тем, что человек в отличие от этапа самоактуализации, когда он работает преимущественно на себя, свое развитие, переходит к работе на других, на общество, передавая накопленный личными усилиями опыт жизненных достижений ученикам, потомкам, человечеству. Акмеологический подход позволяет применительно к жизненному пути в целом находить неситуационно обусловленные частные смыслы, но нечто более общее, связывающее воедино всю предшествующую жизненную мозаику. Нахождение «сквозного смысла» всей жизни приводит человека к особому качеству и интенсивности безусловно положительного пикового переживания. Особое их качество и сила приводят к тому, что человек может сбиться с пути, приняв указатель пути к цели за саму цель. А. Маслоу советует: «не гонитесь за ними, действуйте в соответствии с высшими ценностями, и в должный час пиковые переживания настигнут вас сами». В этих положениях проявляется родство гуманистической и экзистенциальной психологии и психотерапии. В свете вышеизложенного тиражируемое во многих изданиях представление критики отдельных положений гуманистической психологии Виктором Франклом как радикального расхождения между ними выглядит неоправданным (особенно, если задуматься над сутью различий в представлении о «высших ценностях жизни» и «смысле жизни»).

C целью поддержки, пропаганды и развития, а также дальнейшей интеграции всех направлений экзистенциальной психологии и психологически ориентированной философской антропологии: европейской (Л. Бинсвангер, М. Босс, В. Франкл, М. Бубер), американской (П. Тиллих, Р. Мэй, Дж. Бьюджентал, И. Ялом, С. Мадди), российской (М.М. Бахтин, С.Л. Рубинштейн, М.К. Мамардашвили) в начале 2001 года Московское отделение Российского психологического общества, Российское гуманистическое общество, НПФ «Смысл» открыли Институт экзистенциальной психологии и жизнетворчества Д. Леонтьева (Москва). Директор Института – Д. Леонтьев, доктор психологических наук, профессор факультета психологии МГУ, член Совета Международного общества экзистенциальной психологии и психотерапии (ISEPP), автор более 350 публикаций по вопросам психологии личности, в том числе книг «Очерк психологии личности», «Введение в психологию искусства», «Психология смысла», ряда популярных психодиагностических методик (тест смысложизненной ориентации (СЖО), шкала ценностных ориентаций). Под его редакцией выходили издания на русском языке книг ученых, работающих в экзистенциально-гуманистическом направлении психотерапии – В. Франкла, Э. Фромма, А. Маслоу, К. Хорни, К. Левина, Г. Олпорта, Р. Мэя, Х. Хекхаузена и других авторов.

При этом следует отметить, что на фоне роста востребованности экзистенциальных и гуманистических специалистов, действующих с учетом христианских догматов, популярности экзистенциальной тематики расцветает множество весьма неоднозначных и откровенно сомнительных подходов. Среди них — «постмодернистские» попытки свести христианскую культуру к психотехнике «духовного развития», лишь отдаляющие нас от возможности понимания ее существа; или провозглашение очередной так называемой «интегративной психотерапии», смешивающей экзистенциальную и гуманистическую риторику, например, с профанированной «каббалой». Рискованные и чаще всего необоснованные подмены, выдающие странную смесь технических приемов за «экзистенциальную» арт-, телесно-ориентированную терапию, энергетическое целительство, шаманские практики, или «экзистенциальное» NLP (нейро-лингвистическое программирование) – все это издержки появившейся моды на экзистенциальность. К подобной моде можно отнести поиски в new-age литературе новых «техник экзистенциальной практики» – так называемых неуязвимости, перепросмотра и других. Здесь же можно упомянуть и искажение целей гуманистической психиатрии, развивающей альтернативные подходы к лечению и реабилитации больных, в том числе наркологическоо профиля, возникающее в сайентологической антипсихиатрии, с ее агрессивным движением против психиатров и традиционных методов лечения.

Несмотря на широкое распространение и популярность, экзистенциально-гуманистическая психология и психотерапия в России стоит в начале своего пути. Исходный корпус идей, обогащенный культурной, психологической, философской, теологической традициями и терапевтической практикой, несомненно, еще не раз даст почву новым концепциям и подходам, как отечественным, так и зарубежным.

* * *   * * *   * * *

Современная психологическая литература все чаще настойчиво указывает на необходимость совместной работы врача-психиатра и пастыря-богослова. Это диктуется интересами больных и ведет к более полному пониманию диагноза и лечения в особо сложных случаях. В психиатрической практике врач часто сталкивается с больными, имеющими наряду с проявлениями душевной болезни и духовные проблемы, отягчающие страдания больного. К счастью многие врачи, и не только психиатры видят необходимость привлечения для работы с такими больными служителей Церкви. Необходимо отметить, что в настоящее время подавляющее большинство психически больных людей очень нуждается в христианских попечителях. Главная задача в работе с такими больными – это указать им на необходимость смиренного принятия болезни, терпеливого несения этого периода, надежды на помощь Того, Кто силен врачевать все болезни. В рамках христианского подхода к психическим больным священникам предстоит сыграть важную роль. С этой целью семинаристы, будущие священники, обязательно должны знакомиться в процессе своего обучения с основами психологии, включающим в себя в том числе по экзистенциональным направлениям в психиатрии и ее специфической части – наркологии.

В свою очередь принятие и развитие христианского направления в психиатрии поможет существенно расширить понимание причин психических болезней и изменить отношение к душевнобольному. Христианский подход не заменяет, не подменяет медико-биологического подхода, а лишь дополняет его и обогащает. В христианской концепции личность человека имеет неповторимую, вечную ценность. Только такой взгляд способен сделать врача сострадающим и принимающим своего пациента в качестве ценной духовной личности, что в свою очередь может повлиять на изменение отношения общества в целом к душевнобольным и психиатрии, как области медицины, выполняющей ее истинное предназначение – лечение души.

Каклюгин Н.В. – сотрудник научно-методического отдела Душепопечительского православного центра святого праведного Иоанна Кронштадтского, врач-психиатр.