Записки иностранцев о путешествиях по Древней Руси – великолепный источник сведений о повседневной жизни московитов, их быте и нравах. Среди произведений этого рода особняком стоят изданные больше века назад и переизданные сравнительно недавно (М., 2005 – цитаты по этому изданию) дневники архидиакона Павла Алеппского «Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века».

Павел Алеппский, родной сын Макария, патриарха Антиохийского, сопровождал отца в трехлетнем путешествии (1654-1656) к московскому царю Алексею Михайловичу. Целью путешествия был сбор пожертвований – московский государь приветлив и щедр был к вконец обедневшим единоверцам.

Как писал сам Павел, записи о своем путешествии он начал вести по просьбе одного из своих дамасских знакомых. Публикация состоит из пятнадцати книг. Первая книга содержит описание Константинополя, вторая – Молдавии, третья – Валахии, четвертая и часть пятой – Украины. Начиная с пятой книги, следует рассказ уже о Московской земле. Книга шестая – это повествование о Коломне и Туле, седьмая, восьмая, девятая и часть десятой – о Москве и Троице-Сергиевом монастыре. В одиннадцатой книге идет речь о путешествии в Новгород и возвращении в Москву через Тверь. В двенадцатой книге говорится о возвращении посольства через Украину, Молдавию и Валахию (книги тринадцатая, четырнадцатая и пятнадцатая) и далее – не только по земле, но и по морю – домой, в Алеппо. Перечисляю все подробно для того, чтоб читатель представил себе объем этого труда – и по размеру, и по охвату темы.

Много всего странного и удивительного увидел Павел Алеппский в стране московитов. Расскажу цитатами, хотя бы о том, как изумила рассказчика русская зима и привел в уныние Великий пост.


«Знай, что погода в этой стране московитов такова, что от праздника Воздвижения до начала Рождественского поста бывают по ночам сильный ветер и дожди, а в начале этого поста идет обильный снег и не перестает идти до апреля. Он замерзает слой за слоем, так что при большом морозе дороги от езды покрываются льдом и становятся похожими на глыбу мрамора… В течение зимы в этой стране бывает дешевизна и производится торговля зерновым хлебом…».

«При замерзании рек замерзли и все соленья, бывшие в домах, амбарах и лавках; например, деревянное масло, которое мы покупали, было в кусках, подобно манне или халве. Мед сделался как камень, трудно разбиваемый; также и яйца замерзли и стали как камни, не разбивающиеся. Что касается рыбы, то как только ее вытаскивали из реки, она тотчас замерзала и, подобно поленьям, издавала стук при ударе друг о друга. Она оставалась замерзшей до марта, не подвергаясь никакой порче… Способ ее ловли в это время весьма удивителен: именно рыбаки, придя к реке, разбивают на ней лед в виде глубокого колодца, рыба приходит к этому месту подышать воздухом; в это время опущенные ранее сети вытаскивают и добыча получается обильнее, чем в летнюю пору. Оттого в это время рыба бывает очень дешева…».

Потрясли Павла Алеппского кушанья, подававшиеся на царском приеме в честь патриарха Макария: «…подавали приготовленные из рыбы блюда наподобие начиненных барашков, ибо, по изобилию рыбы в этой стране, делают из нее разные сорта и виды кушаний, как мы об этом слышали давно. Выбирают из нее все кости и бьют в ступках, пока она не сделается как тесто, потом начиняют луком и шафраном в изобилии, кладут в деревянные формы в виде барашков и гусей и жарят в постном масле на очень глубоких, вроде колодцев, противнях, чтобы она прожарилась насквозь, подают и разрезают наподобие кусков курдюка. Вкус ее превосходный: кто не знает, примет за настоящее ягнячье мясо…». Именно из уважения к сану гостя, отмечает Павел, стол на этом пиру был рыбным.

Последняя страница рукописи

Описывает автор дневников и великопостные мучения, пережитые ими, людьми иных обычаев, в морозной Москве: «Мы вышли из церкви лишь после восьмого часа, умирая от усталости и стояния на холоде. В этот пост мы переносили вместе с ними (московитами) большое мучение, подражая им против воли, особливо в еде, мы не находили иной пищи, кроме мазари (размазня?), похожего на вареный горох и бобы, ибо в этот пост совсем не едят масла. По этой причине мы испытывали великую, неописуемую муку. Мы извинили бы их, если бы они в этот пост ели не только рыбу, но и мясо: не было бы им греха и запрета, ибо у них, как мы сказали, не водятся и потому им неизвестны ни чечевица, ни овечий горох; разве в домах франков (найдешь их), по цене дороже перца. Кроме этого (мазари) они знают только соленую капусту и соленые огурцы. У них есть бобы фиолетовые и белые, но цена фунта 3 копейки… Помимо рыбы, у них нет ничего особенно дешевого, а потому, что есть бедному семейному человеку, если рыба ему запрещена?.. Как часто мы вздыхали и горевали по кушаньям нашей родины и заклинали великой клятвой, чтобы никто впредь не жаловался на пост! Ибо Богу известно, наших кушаний, которые едят постом, здесь не бывает даже во время Пасхи и мясоедов: кроме рыбы, мяса и кваса, эти люди ничего не знают, – без сомнения, они истинно святые».


Меж тем, на самом деле обычаи Великого поста у первых лиц государства были еще строже. Московский патриарх Никон первые два дня вообще обходился без пищи. Как и царь, который после этого разговлялся лишь в среду сладким компотом. Богатые монастыри в первую великопостную неделю слали патриарху как благословение от обители огромные ржаные хлебы, бочонки кваса и бочки кислой капусты.

Занятное замечание сделал Павел Алеппский по поводу пасхальной трапезы: «первое поданное за столом кушанье была черная и красная икра, а после этого подавалась разная рыба. Таков их устав, и к этому они привыкли! Какой дурной порядок! Нам казалось, как будто мы еще постимся и не разговлялись».
Дневники Павла Алеппского – очень ценный источник для тех, кто ищет сведений о быте людей второй половины XVII в. Но это еще и замечательное чтение для всех любознательных, для любителей литературы вообще. Познакомившись хотя бы вкратце с книгой, не можешь уже не откликнуться на этот призыв его:
«О ты, читающий это описание, мной составленное, помолись за меня, немощного раба Павла, по званию архидиакона, да простит мои прегрешения Тот, Кто облегчил мне (труд) и открыл способности моего ума, так что разум мой расширился и я написал все это повествование, составление и изложение которого были бы многим не по силам! Я утруждал свои глаза, мысль и чувства, прилагал большие старания и много потрудился… Все мое желание в том состоит, чтобы при жизни соорудить себе памятник, дабы впоследствии нашелся кто-нибудь, кто бы сказал: «Да помилует его Бог!»…