В начале сентября, 2001 года, Леонид Степанович улетел в Америку, к дочке, погостить. 11 сентября, случилась трагедия: самолеты атаковали знаменитый торговый центр, под руинами которого, была заживо погребена его дочь, Светлана. На следующий день Леонид Степанович позвонил мне. Он кричал в трубку:

— Почему Бог так поступил со мной?! Почему он так поступил с ней, со всеми нами…, почему!?

Леонид Степанович Мамонтов садился напротив меня, скрестив на груди руки и весьма удобно расположившись в моем кресле. В серебристых прядях его вовсю уже гуляла благородная старость, почему-то, совсем не оставив в его голове, порцию той суховатой и сдержанной мудрости, которая с годами обязана доставаться каждому старику. Внешность он имел весьма прозаическую: ни лица, ни роста в нем не было, практически, никакого. Уши торчали из него как ложные опята из трухлявого пня, нос был слишком буквально вздернут, для того чтобы навсегда лишить лицо умного выражения, так часто свойственного ученой интеллигенции.

Позади Леонида Степановича осталась куча проторенных дорог, каких-то, высоких, достижений, прозрений и открытий. Там же, за спиной у него остался невещественный багаж, в виде бесстрашных идей, взятых из чужих голов французских просветителей. А еще, где-то там, в изменчивом мареве пытливой юности, остались их чужие и чуждые мысли, вероятно, по нескромной причине, принятые Леонидом Степановичем за свои, собственные. Они то и сформировали в нем горделивое и злое убеждение в том, что Бога, практически нигде нет: ни в космосе нет, ни на земле, а также, нет его и в более потусторонних мирах, которых, впрочем, тоже нет. С этим безбожным по своей сути мировоззрением, носился он как с некоей миссией.

И не было в его окружении ни одного человека, который бы не стал жертвой его многочасовых размышлений о «небытии» Бога. Все за это называли его атеистом. Он же, с чувством собственного достоинства, величал себя агностиком. Наверное, по этой причине, взгляд у него был колючий и насмешливый, впрочем, как и характер. Любил Леонид Степанович на досуге, по-соседски, приходить ко мне и беседовать о жизни. Но, в силу своих убеждений, всегда уводил разговор в такое русло, в котором ощущал себя Вольтером, а потому вел его в особом расположении духа.

- Атеизм – моя религия! – Задорно и от души смеясь над своей остротой, восклицал он. Всякий раз, когда он резво садился на своего конька, то пытался доказать что из отрицания Бога тоже можно создать вероучение. И что он это непременно осуществит, когда соберет как можно больше единомышленников.

— Вот вы не хотите стать моим единомышленником? А напрасно! Мы бы с вами горы могли бы свернуть и нажить неплохой капитал.

— Замысел ваш, даже более дерзкий, нежели само по себе безбожие. – Отвечала я и с отвлеченным вниманием наблюдала как к отвороту его рыбацкого, исландского свитера подбирается муха. Понимание, что иногда человеческая глупость проистекает вовсе не из природной умственной отсталости, но черпает свои недюжинные силы в собственной гордыне, самомнении и упрямстве, приходило ко мне тогда, когда ни на что, не отвлекаясь, даже на мух, я внимательно слушала Леонида Степановича.

Мамонтов – личность, как говориться, выросшая из советских штанов, но с жадностью жизнелюба, впитывающая в себя, подобно губке, все новое. В пору торжества социализма, он был комсоргом, затем, вступил в партию. По образованию философ, он многие годы преподавал в институте научный атеизм. Женат был два раза и оба – неудачно. Еще было трое детей. Старший сын, Иван, покончил с собой. Молодой врач из Петербурга не перенес, что вместо него, на стажировку в Америку послали другого. Младший – Константин, убил друга, который имел долю в его бизнесе. На тот момент отбывал срок в тюрьме, восьмой год. Была еще любимая дочь, его единственная надежда.

- Вот скажи, — настойчиво, какой уже раз, спрашивал он, пытливо заглядывая мне в глаза, — что я приобрету, если буду верить?

- Веру. – Простодушный ответ мой устроил его настолько, что тело его заколыхалось от смеха, под неумолимым действием старческого сарказма. Затем, успокоившись, и с чувством собственного превосходства, он продолжил:

- А на что она мне, твоя вера? Материально я обеспечен. У меня есть все, что душе угодно. Я верю в человеческий разум! Он двигает прогрессом. Он изобретает новые формы человеческого существования: значительно более комфортного и интересного, нежели то, в котором жили наши убогие предки. Посмотри, как мы стали жить: сотовая связь, компьютеры, бытовая техника! И зачем мне твоя вера, если мне и без нее хорошо. Мало того, скажу еще больше: мне без нее свободно, комфортно и уютно. Я отлично себя чувствую!

- Ну, допустим. – Вежливо кивнула я, и продолжила развивать его же собственную тему. – Тогда объясните, Леонид Степанович: как этот, ваш хваленный человеческий разум, в который вы так свято веруете, помог вам справиться с бедой. Я ведь знаю, что жизнь ваша была устлана не только розами!?

— А, вы о сыновьях! – После недолгого молчания произнес он. Ерническое выражение и насмешливость вмиг куда-то исчезли. Лицо его в мгновение сделалось жестким и сосредоточенным. Было понятно, что эта боль не оставляет его, ни на минуту.

— Простите, что невольно напомнила вам…

— Ничего,- он махнул рукой, — я все равно всегда думаю о них. Веду этот бесконечный , страшный монолог с самим собой и задаю себе один и тот же вопрос: почему? Почему, старший сын это сделал с собой, а младший – с другим человеком? Я всегда учил их быть сильными, быть лидерами, верить в себя, добиваться поставленной цели, не ломаться под обстоятельствами, рвать на куски всех, кто будет чинить препятствие к достижению цели. Я им неустанно внушал: вы – лучшие, вы – самые умные, В жизни вы должны занять руководящие посты.

— Запомните, — говорил я им, — не вами должны управлять, а – вы. Когда еще, пацанами были, учил: обидчику мсти сразу, пока горяч, остынешь – забудешь наказать негодяя.

— Но, у вас же есть еще дочь…

— Да, да. – Он снова переменился в лице. Оно приняло прежнее, самодовольное и насмешливое выражение. – Светлана живет в Америке. О, у нее все прекрасно! Вышла замуж за бизнесмена. Сама работает в крупнейшей, торговой корпорации. Заметь – специалист незаменимый. Прежде чем попасть туда, три года назад прошла жесткий кастинг. Дочка у меня что надо! Красавица, умница! Сказала, что рожать будет только после тридцати. Карьеру делает! И я верю: она сделает головокружительную карьеру. С ее умом, напористостью, горы сдвинуть можно!

— Ну, раз уж она такая успешная, то, наверное, тоже считает, что Бог ей не нужен?

— Конечно! А как Он может быть нужен, если Его в природе не существует?

— То есть, для нее это аксиома, и она тоже верит в человеческий разум?

— Да. Она ж моя дочь! И заметь, именно человеческий разум позволил ей жить с ежемесячным доходом в десять тысяч долларов. Она сама строит свою судьбу, без стороннего вмешательства каких-то, мифических, внешних сил. Обещает, что года через два купит мне домик в Калифорнии. И уеду я, наконец, от всей этой, росейской достоевщины, от всех, этих неудачников и богоискателей. Пойми, народ там имеет другое качество жизни, а значит, умен, несентиментален. Любит жить свободно и комфортно, и, главное, не забывает делать деньги. Да, знаешь, почему атеизм должен стать вероучением? – и, так, и не дождавшись ответа, продолжал, — потому что, вера в Бога мешает человеку достичь всех жизненных благ. Верующий пренебрегает материальными благами, он, видишь ли, презирает их. У него цели другие.

- Царствие Божие?

—Да, именно! Вы ждете исполнения обещания эсхатологической мечты. А атеизм дает полное право, не заморачиваться, ни на каких моральных предрассудках: можно, нельзя. Он позволяет, брать от жизни все. Атеист живет так, как считает нужным, ни перед кем, не давая отчет.

- А совесть?

- А я никогда не позволяю совести мучить себя? – насмешливо и непринужденно сказал он, но, вдруг, изменив интонацию властно и. даже, грубо добавил:

- Я – Человек! Существо, если изволите знать, биологическое, наделенное сознанием. Сам для себя я – бог! И в себе я вижу и чувствую божество. Мой природный интеллект, наверное, уж, позволит мне как-то отбить свое собственное «Я», от поползновений той агрессивной субстанции, которую вы называете, совестью. И свое место под солнцем я урву любой ценой. И никакая, такая, ваша совесть или ваш Бог, не помешает мне быть хозяином этой жизни. А что касается моей дочери… — Он на мгновение задумался и уже на какой-то, более нежной ноте закончил:

- Она – это моя последняя надежда, мое продолжение. Она – крепкий фасад, на том фундаменте, который заложил я. Дом этот строится прочно, на века, и дом этот – Соединенные Штаты Америки.

В начале сентября, 2001 года, Леонид Степанович улетел в Америку, к дочке, погостить. 11 сентября, случилась трагедия: самолеты атаковали знаменитый торговый центр, под руинами которого, была заживо погребена его дочь, Светлана. На следующий день Леонид Степанович позвонил мне. Он кричал в трубку:

— Почему Бог так поступил со мной?! Почему он так поступил с ней, со всеми нами…, почему!?

Уже из Америки он продолжал свой бесконечно скорбный, страшный монолог.

Источник