Христианство позволило людям иначе взглянуть на самих себя.

Важнейшая перемена в человеческом самопонимании связана с тем, что христианство отказалось от одного, казалось бы, самоочевидного тезиса языческой философии.

С точки зрения язычества, человек — часть природы, «микрокосм». Человек — малый мир в мире большом — «макрокосме». Священник Павел Флоренский эту мысль выразил так: «Человек — это сокращенный конспект мироздания» [1]

Микрокосм — это маленькая действующая модель вселенной. На этом убеждении строится астрология и алхимия, китайское иглоукалывание, тибетская медицина…

И разве можно считать иначе? Вон и поныне даже в популярных песенках поется: «Мы — дети Галактики» (нисколько, впрочем, не задумываясь над тем, знает ли Галактика о том, что у нее появились дети)…

Действительно, ведь в человеке есть все, что есть в мире… «Само сердце — малый сосуд, но там есть все», говорит преподобный Макарий Египетский [2].
Но этого мало сказать о человеке. Христианство смогло пойти наперекор очевидности. Византийские богословы возвестили, что «человек — великий мир в малом» (святитель Григорий Богослов) [3], то есть, если вернуть переводу греческое звучание, — «макрокосм в микрокосме».

И точно так же будет говорить спустя тысячу лет святитель Григорий Палама: «Человек — это большой мир в малом, является средоточием воедино всего существующего, возглавлением творений Божиих» [4]. В этом величайший православный оптимист (а разве не предельный оптимизм — убежденность святителя Григория Паламы в том, что мы можем прикоснуться к самому Богу, к Его нетварному Свету?!) единодушен с самым большим пессимистом Ветхого Завета — Екклезиастом. «Все соделал Он прекрасным.., и вложил мир в сердце их» (Еккл. 3,11), — говорит Екклезиаст о вселенной, вложенной в сердце каждого человека.
Человек — макрокосм потому, что вбирая в себя все, что есть в мире, он несет в себе еще нечто, чего весь мир вместить не может и чего не имеет: образ Божий и Божественную благодать, благодатное Богосыновство, разум, личность, совесть…. «Смотри, каковы небо, земля, солнце и луна: и не в них благоволил успокоиться Господь, а только в человеке. Поэтому человек драгоценее всех тварей, даже, осмелюсь сказать, не только видимых, но и невидимых, т.е. служебных духов» (преподобный Макарий Египетский) [5].

Святитель Григорий Нисский также вступает в полемику с язычниками по этому вопросу: «Язычники говорили, что человек есть маленький мир (микрокосм), составленный из тех же стихий, что и всё. Но, громким этим именем воздавая хвалу человеческой природе, они сами не заметили, что почтили человека свойствами комара и мыши. Ведь и комар с мышью суть слияние тех же четырех стихий… Что ж великого в этом — почитать человека подобием мира? И это когда небо преходит, земля изменяется, а все содержимое их преходит вместе с ними, когда преходит содержащее? Но в чем же, по церковному слову, величие человека? Не в подобии тварному миру, но в том, чтобы быть по образу природы Сотворшего» (святитель Григорий Нисский. Об устроении человека, 16).
Посему и советует святитель Василий Великий: «Убегай бредней угрюмых философов, которые не стыдятся почитать свою душу и душу пса однородными между собою» [6].

Человек возвышается над миром потому, что не все в человеке объяснимо законами того мироздания, в которое погружено наше тело и низшая психика. Не все в нас родом из мира сего. А потому не все имеет общую с ним судьбу. Оттого « я никак не проповедую языческое единение с природой, впитывание в нее. Природа смертна — мы ее переживем. Когда погаснут все солнца, каждый из нас будет жить» (К.Льюис) [7]. И далее: «Как поразительно жить среди богов, зная, что самый скучный, самый жалкий из тех, кого мы видим, воссияет так, что сейчас мы бы этого и не вынесли; или станет немыслимо, невообразимо страшным… Вы никогда не общались со смертным. Смертны нации, культуры, произведения искусства. Но шутим мы, работаем, дружим с бессмертными, на бессмертных женимся, бессмертных мучаем и унижаем» [8]. «Церковь переживет вселенную… Мы сохраним в вечности свою сущность, вспоминая галактики, словно старые сказки», — утверждает К.Льюис.[9]

Это то самое в христианстве, что еще во II веке языческий собеседник Минуция Феликса определил как самое абсурдное: «Двукратная нелепость и сугубое безумие — возвещать гибель небу и звездам, которые мы оставляем такими же, какими застали, а себе, умершим, сгинувшим, которые как родимся, так и погибаем, обещать вечную жизнь!» (Минуций Феликс. Октавий. 11).

Столетием позже величайший греческий языческий философ Плотин бросал христианам тот же упрек: «Вот что абсурдно: эти люди, имеющие тела, какие обычно есть у людей, с душой, наполненной желаниями, скорбями, гневом, претендуют на контакт с умопостигаемым; но если речь идет о солнце, то они отрицают, что это светило обладает силой гораздо более свободной от страсти, чем наша. Они думают, что даже самые злые люди имеют бессмертную и божественную душу, а целое небо, с его звездами, бессмертной душой не обладает!» ( Плотин. Эннеады. 2,9,5,1—10).

Но христиане с древности и по сю пору убеждены в том, что люди, все мы, каждый из нас — бессмертнее мира, старше мира. Старше не потому, что созданы раньше вселенной, а потому что люди избраны Богом и замыслены Им как носящие право первородства во вселенной: «до сотворения космоса были мы рожденные в Самом Боге по причине того, что нам предстояло возникнуть» ( Климент Александрий. Увещевание к язычникам. 1,6,4).

И потому в ХVII веке Паскаль мог воскликнуть: «Человек — всего лишь тростинка, самая слабая в природе, но это тростинка Мыслящая. Не нужно ополчаться против него всей вселенной, чтобы ее раздавить; облачка пара, капельки воды достаточно, чтобы его убить. Но пусть вселенная и раздавит его, человек все равно будет выше своего убийцы, ибо он знает, что умирает, и знает превосходство вселенной над ним. Вселенная ничего этого не знает» (Б.Паскаль. Мысли. 200 [347]).
А в ХХ веке Николай Бердяев в полемике с марксистами заметил, что лишь с точки зрения марксистов человек есть часть общества [10]. Для христианина же общество есть частица человека, ибо в человеке и в самом деле многое определяется его социальным происхождением, статусом, социальным опытом. Но человек не сводится ко всем влияниям на него — ни из прошлого, ни из окружения.

Та же интуиция сказалась и в полемике Вяч. Иванова с М.Гершензоном о соотношении веры и культуры. «Мне же думается, что сознание может быть лишь частию имманентным культуре, частию же трансцендентным. Человек, верующий в Бога, ни за что не согласится признать свое верование частью культуры; человек же, закрепощенный культуре, неизбежно сочтет последнее за культурный феномен» [11].

Даже Герцен понимал, сколь обязана его либеральная философия христианству: «Лицо человека, потерянное в гражданских отношениях древнего мира, выросло до какой-то недосягаемой высоты, искупленное Словом Божиим. Личность христианина стала выше сборной личности города; ей открылось все бесконечное достоинство ее — Евангелие торжественно огласило права человека, и люди впервые услышали, что они такое. Как было не перемениться всему!» [12]
Увы, и этот христианский дар, который можно резюмировать пушкинским выражением — «самостоянье человека», — снова отвергается неоязычниками.
Для Блаватской «человек есть микрокосм макрокосма» [13] (то есть маленький мир в большом мире).

И Рерихам нечего сказать о человеке, кроме того, что «человек, будучи микрокосмом макрокосма, является конгломератом самых различных вибраций (ритмов)» [14]

Люди конца второго христианского тысячелетия устали пребывать в той свободе от космических стихий, которую возвестил им Христос. Они снова захотели раствориться в космическом безличностном бульоне.

Протодиакон Андрей Кураев

[1] Священник Павел Флоренский. Микрокосм и макрокосм//Богословский труды. М., 1983, сб.24, с.234 [2] Преподобный Макарий Египетский. Беседа 43,7// Преподобный Макарий Египетский. Духовные беседы, послания и слова. М., 1880, с.365 [3] Святитель Григорий Богослов. Слово 45// Творения. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994, т.1, с.665 и Стихотворение о смиренномудрии, целомудрии и воздержании// Там же, т.2, с.179 [4] Архиепископ Василий (Кривошеин). Аскетическое и богословское учение святителя Григория Паламы// Архиепископ Василий (Кривошеин). Богословские труды 1952 - 1983 гг. Статьи, доклады, переводы. Нижний Новгород, 1996, с.120. [5] Преподобный Макарий Египетский. Духовные беседы, послания и слова. М., 1880, с.156 - 157 [6] Святитель Василий Великий. Беседы на Шестоднев, 3// Творения. М., 1845, ч. 1, с.139 [7] Льюис К.С. Бремя славы// Сочинения. Минск - Москва, 1998, т. 2, с.275 [8] Там же, с. 276 [9] Льюис К.С. Коллектив и мистическое тело// Сочинения, т. 2, с. 304-305 [10] Хоружий С.С. Диптих безмолвия. М. 1991, с.88 [11] Гершензон М., Иванов В. Переписка из двух углов. М., 1991, с. 9 [12] Герцен А.И. Письма об изучении природы, 5 // Герцен А.И. Сочинения. М., 1986, т. 2, с. 333-334 [13] Блаватская Е.П. Комментарии к "Тайной Доктрине". М., 1998, с.120 [14] Письма Елены Рерих 1932 - 1955 гг. Новосибирск, 1993, с. 173