«Диалектика мифа» — один из философских шедевров ХХ века.

Книга появилась из печати весной 1930 года и тут же была изъята из обращения и уничтожена. К моменту выхода в свет её автор — А.Ф.Лосев уже находился в следственной тюрьме…
На XVI съезде партии Л.Каганович так высказался о «философе-мракобесе»:
«…последняя книга этого реакционера и черносотенца под названием «Диалектика мифа» [...] является самой откровенной пропагандой наглейшего нашего классового врага..
приведу лишь несколько небольших цитат из этого контрреволюционного и мракобесовского произведения…

«Диалектический материализм есть вопиющая нелепость…»

«Говорили: идите к нам, у нас полный реализм, живая жизнь вместо ваших фантазий и мечтаний. Оказывается, подлый обман и подлог. Нет дяденька, не обманешь. Ты, дяденька, шкуру с меня хотел спустить, а не реалистом сделать..»

«Коммунистам нельзя любить искусство. Раз искусство, значит — гений. Раз гений, значит неравенство. Раз неравенство, значит — эксплуатация»

«Иной раз вы с пафосом долбите: «социализм возможен в одной стране»; не чувствуете ли вы в это время, что кто-то или что-то на очень высокой ноте пищит у вас на душе: не-ет!»

И это выпускается в Советской стране. О чем это говорит? Это говорит о том, что у нас еще недостаточно бдительности (Голоса: «Кто выпускает? Где выпущено?») Разрешено Главлитом. (Голоса : «Чье издание?») Это выпущено самим автором, но ведь вопрос заключается в том, что у нас, в стране пролетарской диктатуры, на частном авторе должна быть узда пролетарской диктатуры. А тут узды не оказалось. Очень жаль. (Голоса: «Правильно».)»

О чем говорит эта цитата? Прежде всего, она характеризует время. И показывает, что уже в конце 20-х годов не была тайной суть того социализма, который строили большевики…

Но что же заставило А.Ф.Лосева насыщать философский текст публицистическими злободневными пассажами? Неужели он не понимал. что кары не миновать?!
Еще как понимал. Но вот что он писал из лагеря: «Желание выразить себя, свою расцветающую индивидуальность для философа и писателя превозмогает всякие соображения об опасности..», «Будучи поставлен в жесточайшие цензурные условия, я и без того в течение многих лет не выражал на бумаге не только интимного, но и жизненного. Для философа, строящего философию не абстрактных форм, а жизненных явлений бытия, это было всё более и более нестерпимо»

Диалектика мифа (выдержка)

Диалектика мифа невозможна без социологии мифа. Хотя это сочинение и не дает специально социологии мифа, но это является введением в социологию, которую я всегда мыслил философско-исторически и диалектически.
Нужно быть очень плохим идеалистом, чтобы отрывать миф от самой гущи исторического процесса и проповедовать либеральный дуализм: реальная жизнь – сама по себе, а миф – сам по себе. Я никогда не был ни либералом, ни дуалистом, и никто не может меня упрекать в этих ересях.
А.Лосев

Мифология и догматика веры и знания


Беру «спорный» вопрос о взаимоотношении веры и знания.
a. Я утверждаю, что к нему можно подходить
1. диалектически,
2. мифологически и
3. догматически,
и разным «спорщикам» не мешало бы расчленять эти три точки зрения. В чисто диалектическом отношении не может быть ровно никакого спора о том, какую из этих двух сфер надо предпочитать другой. С диалектической точки зрения, если эта точка зрения всерьез диалектическая, никогда нельзя высказать такой, например, просветительский догмат, что знание разрушает веру. Попрошу прислушаться к этой диалектике.

I. Вера есть вера во что-нибудь или ни во что? Конечно, – во что-нибудь, ибо если вера не имеет своего определенного предмета, она, конечно, не есть вера. Итак, верующий верит в нечто. В нечто – определенное или неопределенное? Допустим, что – в нечто неопределенное (как это любят неверующие навязывать верующим и как это часто утверждают – по недомыслию – и сами верующие). Если предмет веры не определен, то он ничем не отличается от всего прочего и, прежде всего, от предмета неверия, т.е. от того предмета, в который не веруют. Возможно ли это и можно ли такую веру назвать верой? Очевидно, нет.

Или вера свой предмет ясно отличает от всякого другого предмета, – тогда этот предмет строго определен и сама вера определенна; или вера не отличает своего предмета от всякого другого и в частности от противоположного ему, – и тогда у нее нет ясного предмета и сама она есть вера ни во что, т.е. сама она не есть вера.
Но что такое фиксирование предмета, который ясно отличен от всякого другого предмета? Это значит, что данный предмет наделен четкими признаками, резко отличающими его от всего иного.

Но учитывать ясные и существенные признаки предмета не значит ли знать этот предмет? Конечно, да. Мы знаем вещь именно тогда, когда у нас есть такие ее признаки, по которым мы сразу отличим ее от прочих вещей и найдем ее среди пестрого разнообразия всего иного. Итак, вера в сущности своей и есть подлинное знание; и эти две сферы не только не разъединимы, но даже и неразличимы.

Просветитель скажет: но тот предмет, в который вы верите, не существует, он – фикция. И этим сразу обнаружит свою неспособность мыслить диалектически. Именно, во-первых, это не значит, что для самого верующего сознания вера не есть знание. Уж во всяком случае само оно, со своей точки зрения, совершенно право, ибо предмет своей веры оно считает не фиктивным, а реальным, и, чтобы веровать в него, оно совершенно правильно (с логической и диалектической точки зрения) считает, что нужно знать, во что веруется.

«Есть же вера уповаемых извещение, вещей обличение невидимых» (Евр. XI, 1).

«Верою разумеваем совершитися веком глаголам Божиим, во еже от неявляемых видимым быти» (XI, 3).

Таким образом, речь может идти не о том, что у верующего нет диалектики, но о том, что у него предмет веры иной, чем у атеиста. Это значит, что атеист вовсе не опроверг верующего, а просто игнорировал предмет его веры, т.е. не логика (и уже тем более не наука) заставила его отвергнуть веру, а что-то другое. Во-вторых же, необходимо посмотреть, какие основания у атеиста устанавливать другие предметы, не те, которые устанавливает верующий. Очевидно, это опять-таки суть основания или веры или знания.


Если собственная оригинальная вера заставила атеиста отрицать религиозные предметы, то это значит, что:

1.  он – тоже верующий, но только иной религии, что
2.  его отрицание религиозных предметов (в первом смысле) не носит никакого логического, т.е. разумного, характера и что
3.  в условиях подобного насильственного соединения сознательного отрицания веры с бессознательно переживаемой необходимостью верить в свои объекты эта нерелигиозная вера и религиозная критика превращается в противоестественный аффект и полуживотное междометие.

Но атеист, конечно, скажет, что отрицать предметы религиозной веры его побудила не его собственная вера, но объективное знание. Тут мы переходим ко второму чисто диалектическому тезису во всем этом вопросе.

II. Знание – есть ли знание чего-нибудь? Разумеется, – ибо знание, которое ничего не знает, не есть знание. Знание есть знание знаемого. Но знаемое отлично ли от знающего или не отлично? Если знающий не отличает предмета своего знания от себя самого, он, очевидно, вообще не имеет определенного противостоящего себе предмета. Стало быть, знаемое отлично от знающего.

Но каким образом, как именно оно отлично от знающего? Допустим, что оно отлично только знающими способами, т.е. знаемое отличается от знающего только теми средствами, которыми располагает знающий, т.е. чисто логическими и смысловыми средствами. В таком случае знающий будет все время вращаться внутри себя самого и с знаемым будет оперировать не как с реальными вещами, но как с собственными идеями и понятиями. Очевидно, не это есть то знание, которое обычно имеется в виду, когда говорят о знании.

Значит, знаемое от знающего должно отличаться, кроме логических признаков, еще и не-логическими признаками. Признаки, отличающие знаемое от знающего, должны говорить не только о логическом и смысловом их противопоставлении, но и о таком их противопоставлении, когда они противостоят и положены друг против друга вне-логически. Но что такое вне-логическое положение вещи? Что такое происходит в нас, когда мы утверждаем вещь без внимания к ее смысловой и логической утвержденности и обоснованности? Это и значит, что мы пользуемся средствами веры. Другими словами, знание в сущности своей и есть подлинная вера; и эти две сферы не только не разъединимы, но даже и неразличимы.

Итак

1. атеист не на основании знания критикует объекты веры; и он нас обманывал, когда говорил, что именно знание заставило его критиковать веру;

2. его собственные объекты также установлены не на основании простого знания (ибо голое знание дало бы ему только логические и чисто теоретические, а не реальные объекты);

3. фактически имея свою собственную оригинальную веру, но на словах обманывая других (а часто также и себя, – только уже не на словах), будто у него никакой веры нет, он дает в сущности непроанализированный сгусток аффективного напора и слепого нападения – на свое же собственное существо.

Итак, чисто диалектически вера не только не возможна без знания, но она и есть подлинное знание, и знание не только не возможно без веры, но оно-то и есть подлинная вера. Верить можно только тогда, когда знаешь, во что нужно верить, и знать можно только тогда, когда веруешь, что объект знания действительно существует.